Главная

Пейзажи Хайдаркана

Фотоальбомы Хайдарканцев

БЛОГ

Архив школьных фотографий

Из истории Хайдаркана

Форум

Видео Aрхив

Аудио Архив
Архив сайта
Кадамжай Кадамджай Сурьмяный комбинат Ферганская долина
е-майл сайта

 
 

 

Реклама:

 

 

 

 

 

 

 

 

Азиатские заметки. Лошадиные истории.

 

Алексей Федорчук
18 Июнь 2007 г.

   На сочинение этой блогометки меня подвига фраза, высказанная на одном из форумов, к лошадям отношения не имеющем:

лошади не обязаны к вам хорошо относиться, даже если вы всю жизнь думали, что вы их любите (с) Софья Винниченко aka vinny

    Как это ни странно с точки зрения абстрактного друга животных, это действительно так. В подтверждение чего я расскажу пару историй. Однако начать нужно с самого начала…

   Во второй половине 70-х годов прошлого века работал я в Киргизии — на южных склонах Алайского хребта, в бассейнах рек Коксу и Кызылсу (последняя, по достижении границы Таджикистана меняет ник на Сурхоб, а потом, уже под alias’ом Вахш, сливается с Пянджем, образуя Амударью).

   Наше безнадёжное предприятие называлось — Текеликская ПРП (сиречь поисково-ревизионная партия), и находилось в подчинении Южно-киргизской геологической экспедиции (в просторечии — Ошской). И занималось оно тем, что пыталось наковырять в закрома родины немножечко презренного металла. Основным транспортным средством в этом деле были у нас лошади — в количестве семи-восьми штук, иногда до десятка. Почти всех этих лошадей я помню до сих пор — и по именам, и в морду лица, и по повадкам…

   Лошади наши были очень разные, но в большинстве своем имели примесь крови так называемой новокиргизской породы. О происхождении которой стоит рассказать отдельно.

   В 1912 или 1913 году из Ташкента вырвалась бричка, в которой некий поручик увозил дочку начальника гарнизона — умыкнув по ее согласию. Разъяренный папаня устроил погоню — но безуспешно. Ибо в бричку коренником был запряжен английский чистокровный жеребец поручика, а пристяжными — две столь же чистокровные кобылы, которые он умыкнул из конюшни шефа вместе с дочкой (есть подозрение, что именно за ними-то и устраивал погоню ихнее превосходительство).

   Благополучно избегнув преследования, возлюбленные поженились и поселились неподалеку от озера Иссык-Куль. И, будучи оба страстными лошадниками, основали маленький конный заводик — в истоках его были те самые жеребец и кобылы, чистокровные верховые, на которых они бежали из Ташкента.

   Это — легенда, подтверждения которой в источниках я не нашел. Да, честно говоря, и не искал, уж больно она красива. И было бы очень жалко, если она оказалась бы неправдой…



   Дальше все было не так здорово — прошла революция, потом последующие безобразия. В начале 20-х бывший поручик умер от тифа. Но его жена сохранила завод и лошадей — это посреди гражданской войны, длившейся в тех краях до начала 30-х годов, пока товарищ Сталин не запер границу на стальной замок. И продолжала дело, которое завершилось выведением новокригизской породы лошадей.

   Считается, что кроме чистокровной верховой, в них течет кровь обычных табунных киргизских лошадей и донцов. Последние обеспечили, видимо, преобладающую масть — рыжую, часто с золотистым отливом, и очень часто белые чулки (большая редкость среди лошадей собственно киргизских). Ну а от «англичан» они унаследовали изрядный рост: два жеребца-производителя нашей экспедиционной конебазы, Айгыр и Байтал, были просто огромны.

   В нашей партии чистокровных новокиргизов было два — Манук и Малыш. Второй был взращен в собственном коллективе (сиречь на экспедиционной конебазе). А Манук, по слухам, непонятным путем попал к нам с погранзаставы. Как — не ведаю, это было еще до меня, но строевая выучка у него была заметна невооруженным глазом. И еще — он имел привычку кусать сам себя, когда затягивали подпругу: видимо, его крепко отучали кусаться, а выход эмоциям дать хотелось… Манук был конем старшего геолога, Валентины Савеьевой — по совместительству, жены начальника партии.

   Явную примесь новокиргизской крови имела и самая старая наша лошадь, носившая имя Профессор. Студенты-практиканты из Воронежского университета добавляли к нему фамилию одного нелюбимого ими преподавателя (он давно ушел к верхним людям, и мы ее поминать всуе не будем). У них считалось высшим шиком по возвращении с поля рассказывать: а я вот целое лето на профессоре имя рек ездил.

   Профессор имел армейское клеймо, причем, как говорили, строевое. Честно говоря, не знаю, чем оно отличается от более иного —пятиконечная звезда в кружке. Но если это так — то был он старше меня: кавалерия в Советской Армии была ликвидирована в 1956 году, а клеймили его, скорее всего, в двухлетнем возрасте.

   Этот самый Профессор отличался тем, что на него можно было вьючить все, что угодно. В частности, мы возили на нем буровую установку УКБ-12/25 (продолжение
истории про буровую). А он терпел такое безобразие — хотя сил имел уже немного, вследствие преклонного, для лошади, возраста.

   Мне Профессор однажды буквально спас жизнь, вытащив из реки, в которую мы с ним грохнулись по моему раздолбайству. Впрочем, эту историю нужно рассказывать с самого начала — и, наверное, в другой раз.

   Очень примечателен был Петя (или Петруччио) — конь начальника партии, дяди Паши Зайда. Будучи тоже не в юных годах, мне он всегда напоминал старого мудрого еврея. Умел зубами распутывать узлы и выдирать колышки, если его к ним привязывали. Потому единственным средством зафиксировать его на месте было — привязать веревку к небольшому камушку, камушек закинуть в сурчиную нору, после чего плотно забить ее камнями большими.

   Конь по имени Орлик (или Орёлик) — одно из самых хитрожопых созданий, которое я видел. Ни разу не упускал случая сделать подлянку, и потому за ним требовался глаз да глаз. Впрочем, однажды он проявил себя настоящим мужчиной по духу, каковым физиологически, разумеется, не был — все наши постоянные кони были, естественно меринами.

   За исключением кобыл — но те образовывали переменный состав. Потому как мимо регулярно проходили киргизские табуны, юные жеребчики из которых, не допускаемые главным жеребцом до собственных кобыл, не упускали случая учинить аморалку среди кобыл наших. Со всеми вытекающими последствиями. Почему-то все кобылы, которых я помню, носили имя Машка. Что послужило поводом для высказывания моего товарища, Володи Носатовича: если Машка — значит… эээ… нетяжёлого поведения.

   Ну а номинально моим конем был Учитель — практически закреплённых лошадей у нас не было, реально они распределялись в соответствие с производственной необходимостью и задачами текущего момента. Имя свое он получил потому, что его некогда купили у учителя-киргиза. Не знаю уж, каковы были предшествующие события в его биографии, но не любил он представителей титульной нации той союзной республики. А уж киргизских отарных собак ненавидел лютой ненавистью. О чем я как-нибудь расскажу подробнее.
 


 

«Лирика», Геология, Исповедь геолога
,
 

    Общее

   Проекты

 
 

 
 
 
 

 

 

   

 

______________________________________________________________________

Яндекс.Метрика