На Гаурдаге
В 1933 году на обратном пути из Сталинабада мы решили познакомиться с
Гаурдагом. Собрали целую комиссию, включив в нее
лучших знатоков серного дела, и поздно вечером,
осенью 1933 года мы вое вылезли из вагонов
московского поезда на станции Хапченга.
Надо сказать, что
было сделано все, чтобы облегчить нам осмотр
Гаурдага. Из Ташкента на платформах срочно были
привезены две легковые машины. Около станции на базе
предприятия было устроено импровизированное жилище с
прекрасными койками, и, утомленные пыльной и жаркой
дорогой вдоль афганской границы, мы сразу же залегли
спать, прислушиваясь к шуму быстро текущей Аму-Дарьи.
Рано утром мы
выехали на месторождение. Двадцать пять километров
отделяют его от Аму-Дарьи, но дорога идет по
медленно поднимающейся поверхности. Эти ровные
поверхности как бы плащом облегают горные вершины и
с исключительной геометрической правильностью
поднимаются из низин к более крутым горным хребтам.
По-видимому, какие-то точные математические законы
управляют распределением галек, песка, наносов;
силевые потоки разравнивают эти поверхности. Издали,
и особенно с самолета, эти плащи кажутся совершенно
ровными, как паркет.
Машины наши с
громадной скоростью, обгоняя друг друга, мчались то
по целине, то по наезженной и утоптанной дороге.
Стада джейранов редкой красоты встречались на нашем
пути, а нашими любезными хозяевами нам был обещан
обед из мяса этих животных. Машина на ровной
поверхности делала до 75–80 километров в час, и
джейраны лишь с трудом успевали удрать от машины.
Самка очень скоро не выдерживает этой бешеной
погони, и охотнику с машины нетрудно убить красивого
зверя. Правда, такого рода охота связана с целым
рядом приключений и опасностей. При быстром ходе
машины шофер, устремляясь за животным, уже не может
объезжать рытвин, канавок или камней, и после ряда
несчастных случаев был положен конец этому
варварскому способу среднеазиатской охоты.
Не прошло и
полутора часов, как мы стали подниматься на
предгорья Гаурдага, и после нескольких крутых
поворотов по извилистой дороге мы увидели перед
собой разведочный городок — несколько каменных
строений, палатки, кибитки — словом, картину,
которая создается там, где геолог только сказал свое
первое слово, где только закладывается начало
горного дела, а геолога уже сменяют горняки,
разведчики и рудничные инженеры.
Общий вид Гаурдага.
Весь день мы провели в
осмотре отдельных забоев на участках этого
месторождения. Оно произвело на нас сильное
впечатление. Хотя разведка не была еще закончена, но,
судя по выходам, по грандиозным скоплениям в
отдельных местах почти чистой серы, по громадной
протяженности отдельных серногипсовых пластов, мы не
могли не убедиться, что перед нами крупнейшее
месторождение огромного промышленного значения.
И мы, каракумские патриоты, должны были откровенно
признать значение этого будущего месторождения.
Мы поднялись на вершину горы. Геологи стали
рассказывать и объяснять нам величественную панораму,
развернувшуюся перед нами на западе. Где-то далеко,
в дымке пыли, отдельные блестки вод Аму-Дарьи.
Вокруг, куда ни посмотришь, сухие пади, ущелья,
выжженные склоны… Желтые, серые, красные бурые
краски горных пустынь Средней Азии. Ни одно дерево,
ни один кусочек зеленой травы не радует глаз. Всюду
сухие пади, по которым с бешеной силой несутся
силевые потоки. Ни одного колодца, ни одного ключа
родниковой воды…
Около 30 километров отделяет нас от живительных вод
Аму-Дарьи. И, чтобы создать здесь большое горное
дело с современными методами обогащения серной руды,
нужно провести мощный водопровод, который, взяв воду
из Аму-Дарьи, поднял бы ее на высоту Гаурдага.
Но наши геологи обращали наше внимание на другие
вопросы. Они указывали, что ниже гипсовой свиты
имеются прослойки песчаников, богатых медью.
Отдельные выходы нефти говорили о наличии
нефтеносных горизонтов, и нефтяные скважины,
заложенные в этом районе, позднее подтвердили это
предположение и промышленную ценность всего района.
На северо-востоке несколько десятков километров
отделяли Гаурдаг от месторождения каменной соли с
отдельными выходами ценных калиевых солей.
И в увлечении этими открытиями геологи рисовали
новый будущий центр химической промышленности, где
наличие соли, серы, серной кислоты, гипса и калиевых
солей давало возможность использовать новую
химическую технологию.
Мы не могли не порадоваться открытию на крайнем
востоке Туркмении этого нового богатейшего комплекса
полезных ископаемых.
С огромным интересом собрались мы в клубе рудника на
деловое производственное совещание, где геологи
познакомили нас с самим месторождением, его запасами,
перспективами его промышленного использования, с
планом капитальных вложений, необходимых для того,
чтобы приступить к его эксплуатации.
Ведь надо было не только провести водопровод к
Гаурдагу, надо было построить железнодорожную ветку
к руднику, надо оборудовать рудник, обогатительную
фабрику и хотя бы первый опытный завод. Надо было
обеспечить жилищное строительство как в рудничном
поселке, так и около железнодорожной станции в
полосе оазиса Аму-Дарьи.
Грандиозные картины рисовались перед нами, но нам
казались чрезмерно скромными те 25 миллионов рублей,
при помощи которых мечтали овладеть всем этим
богатством. Я помню, как, возражая против цифры
«25», я в шутку сказал, что хороша было бы уложиться
в 225, что создание промышленного предприятия в
Средней Азии всегда влечет за собой большие расходы
по созданию культурного центра, что, подобно нашему
полярному Северу, организатор предприятия должен
быть одновременно и строителем города, и инженером
путей сообщения, инженером-технологом и вообще
культуртрегером — носителем новой жизни и новой
культуры.
Такие впечатления сложились у нас о замечательном
районе Гаурдага.
Прошло почти пять лет — и мои предсказания в общем
оправдались. Колоссальные вложения, потребовавшиеся
для создания горного дела, не позволили включить его
во вторую пятилетку.
А в это время дешевле и скорее вырос второй серный
завод в песках Кара-Кумов, а Гаурдаг остается тем
несомненно замечательным центром будущей
промышленности, который надо тщательно изучать,
который надо продуманно и широко готовить, создавая
не маленькое и дорогое предприятие, а тот мощный
комплекс промышленных производств, движущей силой
которого будет нефть, сера и калий.
Вечером при свете фар мы вернулись обратно на
станцию и через 10 минут уже сидели в вагоне,
возвращаясь в Москву и вспоминая яркие впечатления
от залитого солнцем желтого, красного и белого
Гаурдага, с удовольствием вспоминая прекрасное мясо
джейранов, великолепные дыни Аму-Дарьинского оазиса
и мечтая о будущем, когда мы снова приедем сюда, в
новый промышленный центр новой Туркмении.
Но Гаурдаг был не последним звеном в цепи наших
серных исканий. Дальше на восток, в той Ферганской
котловине, куда так много раз направляли мы наши
стопы в поисках редких элементов, лежали другие
серные богатства, которые намечают как бы новый
серный пояс вокруг Ферганской котловины.
На севере это был Ченгырташ — только что открытый
район месторождений серы, а на юге — уже давно
известный Шор-Су, где небольшое количество серы
обычно добывалось попутно в старых, еще
дореволюционных разработках озокерита.
Неудивительно поэтому, что Шор-Су был первым пунктом,
куда мы направили наши поиски; и много лет подряд
наши работники посещали это месторождение, изучали
его серные богатства, а затем и руководили
обогатительными установками, когда Шор-Су уже в
самые последние годы начал превращаться в настоящее
культурное, технически совершенное промышленное дело.
Но мое посещение относится к тому времени, когда
этого ничего еще не было, когда можно было только
ставить прогнозы и намечать будущее.
|
